Он из настоящих
Шестидесятые годы двадцатого века. На третьем этаже Дома печати по Пастухова, 13 еженедельно идут занятия литературного клуба «Радуга». Ведёт их становящийся известным в литературном мире Удмуртии и России поэт Флор Васильев, редактор молодёжной газеты «Комсомолец Удмуртии». Иногда посещаю эти занятия и я, работающая на том же третьем этаже в издательстве «Удмуртия». У меня уже изданы переводы на русский язык романа П. Блинова «Жить хочется», повести М. Петрова «Перед рассветом», расскаов Е. Самсонова «Вдоль рощи», что-то ещё, мои басни и детские рассказы публикует и «Комсомолец Удмуртии», и «Деч Лу!», и «Советской Удмуртия». Меня приглашают на встречи с читателями. Вроде уже нет оснований причислять себя к начинающим. Но мне интересен тот круг творческих личностей, которых собрал вокруг себя Флор Васильев. Меня завораживает их молодой задор, яркие дебаты вокруг какого-то, хотя бы и незначительного явления, страстная, эмоциональная декламация своих творений.
Заметно выделялись для меня Альберт Серов, Гриша Рубинштейн, Толя Гусев. Первый – особой рассудительностью и психологизмом. Второй – ироничностью, язвительностью и ортодоксальностью оценок. Третий, Толя Гусев был заметен своей незаметностью: светлые волосы, светлые брови и ресницы, светлые беззащитные глаза. молчаливость, замкнутость на чём-то своём, внутреннем. Почему-то именно этого тихого парня Флор Васильев зачисляет в штат редакции, предпочтя многим претендентам. Ну, мало ли по каким причинам и соображениям.
Анатолий Гусев оставался незаметным для меня пятьдесят лет. Вот и соседями с ним оказались: квартиры на одном этаже, через общую стену. Изредка в одном лифте спускаемся со своего шестого этажа, чтобы идти по своим делам. Но неожиданно «в месяц волчьих свадеб», как его назвал Флор Васильев, в феврале 2015 года Анатолий Николаевич – так теперь уважительно его именую – протягивает мне книгу, на обложке которой значится: А. Н. Гусев. Перекаты. Избранное. Ижевск, 2014. Беру со «спасибо», но без радости: спросит, как все, понравилась ли, то есть должна прочитать. А мне надоело читать всякую дарёную белиберду, хотя бы и получающую разные награды и премии – кстати сказать, в отличие от меня.
Листаю поначалу небрежно. Но на очередной странице затормаживаюсь… И возвращаюсь к первой странице, продолжая чтение уже вдумчиво и бережно. Боже мой! Открывается объёмный талант автора, умение немногословно, но очень зримо выразить суть события, человека знаемого и мелькнувшего, самого себя. Значит, Флор Васильев разглядел настоящее в этом человеке в самом начале его творческого пути. Я уже не могу оторваться от книги, сижу ночь и следующий день. Но по порядку.
Начало книге дают рассказы об Ижевске, старинном и современном, разраставшемся вокруг искусственно созданного из речки Иж пруда, о секретах и города, и пруда, и горожан. «16 июня 1919 года сброшенный с заводской башни двуглавый царский орел был вывезен на серелину пруда и торжественно утоплен под звуки Интернационала… А бронзовый «отец всех народов» сверху снисходительно смотрел на нас. Потом, когда кончилось единоначалие коммунистов, «гения всех времен» тоже тайком утопили в Ижевском пруду. Так и сожительствуют они сейчас в донном иле – две минувших власти. Все меняется, а пруд остается» (с.5). Зримо, как линии на ладони, раскидываются перед глазами городские улицы. По-настояшему не освоенный мной за 57 лет Ижевск легко становится своим в мельчайших деталях, в ярких и неприметных, но по-своему значимых событиях для него и для горожан. Незаурядное мастерство рассказчика остроумно, с юмором и с грустинкой сопровождает нас в увлекательном путешествии по улицам и по судьбам. Все разные, со своими перекатами, перипетиями, бедами и праздниками, становятся близкими твоей душе. Искренность автора то светлая, то горькая. И вызывает такие же ответные чувства. Чего не остаётся в душе – равнодушия. «Сейчас на том месте, где стояла развалюха общества слепых, разбит сквер. Сюда сослали с центральной площади города бывшего вождя мирового пролетариата. Он стоит и озабоченно смотрит вперед. Возможно, на Кавказ, где временвми неспокойно. А может, глядя на роскошь банка, взметнувшегося напротив, думает: где же те деньги, на которые обещали давным-давно дать каждой семье отдельную квартиру или жилой дом?» (с. 68-69).
Цитировать Анатолия Николаевича можно бесконечно, так талантливо неожиданны его высказывания. Но позволю себе ещё хотя пару их. «Сейчас рынок берет свое. Строят фирмы неохотно: проще и дешевле купить готовое, покупают бывшие детсады, здания ранее государственных, а позднее «прихватизированных» организаций. Предприниматели рангом пониже скупают у жильцов квартиры на первых этажах домов и перестраивают их под магазинчики, офисы, парикмахерские. Так что сервис оказывается рядом с домом – почти как в Европе, где одной ногой стоит наша страна» (с.72). Я твёрдо встаю обеими ногами в центре открытого мне Анатолием Гусевым города и временно с городом прощаюсь.
«Когда она рассказывает о своей работе, о друзьях, о перекрытии реки, в её глазах вновь вспыхивают те самые удивительные огоньки, как тогда, когда она спрашивала: «Дедо, а куда текут реки?» или смотрела вслед уходящему пароходу. Огоньки, которые природа выдает на всю жизнь особым людям – романтикам». Это цитата из рассказа «Куда текут реки». Его героиня Галина одержима идеей исследовать, откуда начинаются и куда текут реки, перекрывать их плотинами, чтобы служили людям. Ради своей идеи она покидает любимого человека, городской уют. Сначала идёт по пути Камы, потом Енисея, а впереди другие реки. Свои черты характера вложил в этот образ Анатолий Гусев. Он ведь сам романтик. Не потому ли работал на многих стройках родного Ижевска и страны, примеривал на себя амплуа артиста, футболиста, путешественника, военного корреспондента… Почему я не видела те самые удивительные огоньки в его глазах? Проглядела из-за своей невнимательности. А вот он уливительно внимателен к человеку, к его быту, душевным порывам.
В мою дверь периодически стучался бомж. Просил что-нибудь поесть. Выносила ему из своих скудных припасов, ставила кружку чая на лестничное окно. А однажды рассердилась, что второй раз за день пришёл. Рассердилась больше от неловкости, что дать уже было нечего. И попрекнула бомжа из-за своей несостоятельности. И он перестал появляться, даже в подъезде. Они гордые, бомжи. Кричу мысленно: «Ну приходи, приходи. Я теперь всегда лержу про запас немудрёное съедобное. Приходи столько раз за день, сколько захочешь». И болит душа: что с ним, тем несчастным? Книга «Перекаты» усилила мою душевную боль.
Толя Гусев посвящает бомжам повесть «Вниз по течению». Печальную повесть крушения человеческой судьбы, вроде бы благополучно складывавшейся. Кто виноват? Да мы все вокруг: равнодушные или сами несостоявшиеся в своих ожиданиях и амбициях, не видящие, не слышащие, как плачут рядом человеческие души. История, описанная Анатолием Николаевичем, потрясает; естественно, более всего тех, кто сам испытал несчастья и беды. А для главного героя повести жизнь заканчивается самоубийством, перед которым он совершает свой последний благородный жест: снимает со счетов все оставшиеся деньги и отсылает в детский дом – думает о других, печалится за чужих обездоленных. Перед читателем прорисовываются два пути. Первый – сказать, слава Богу, что у меня всё же иная, благополучная или почти жизнь, без такого ужаса и безысходности. Второй – сказать, чего же мы стоим, все люди в этом мире, если при нашем участии или без нашего участия возможна такая жизнь у кого-то; и зачем все правители в мире, если такая жизнь становится возможной.
Но есть, по мнению автора, и третий путь. Его выбирают герои повести «Троица». Образуют троицу люди трёх поколений, бывшие ветераны Великой Отечественной войны, афганской и чеченской, случайно встретившиеся в госпитале в наши дни. Они себя называют дедом, сыном и внуком. Это не «отцы и дети», со времён Ивана Тургенева утвердившиеся в реалиях. Это крепко утвердившееся в дружбе и общем деле триединство. Борьба идёт за справедливость – за право остаться в своей палате, на которую нашлись претенденты из военкомата, захотевшие отдохнуть после трудов по очередному призыву в армию. Интересы столкнулись на этой палате потому, что в ней было «очко, или туалет, или клозет – признак цивилизации… Вот в Москве туалет в полсотне шагов от Спасской башни. А взять наш город: сначала построили их возле ЦУМа, собора и в других людных местах, потом сделали платными, а потом посчитали, что выгоднее в этом помещении чем-нибудь торговать. И все, кончилась цивилизация» (с.216). Смешно, бороться за такой мелкий признак цивилизации? Нет, отнюдь. Вспоминаю свою историю. Мне досталось наследство от продажи родителями огромного дома с огромным садом в Шуе Ивановской области. Алексею, моему мужу, тоже – от продажи усадьбы в деревне Киня после смерти матери. В начале 90-ых понадобилось нам заменить то самое очко – мелкую деталь цивилизации. Пришлось сложить оба наши наследства, чтобы купить новый унитаз. На что-то другое не осталось.
На тропе борьбы с «несвятой троицей» происходят и забавные и отнюдь нет ситуации. Но, конечно, обретшие на всю оствшуюся жизнь дружбу и единение терпят поражение. Их просто выписывают до срока. И параллельная история из моей жизни. «Скорая» увозит меня с сердечным приступом в больницу. Но не меньшие проблемы у меня с нервной системой. Пошуршат соседки пакетами, и они начинают шуршать в моей голове. Хлопнут дверью, и хлопки продолжаются в голове. Невропатолог убеждает главврача, что мне нужна отдельная палата. Через пару дней лечащий врач вынуждает меня ехать за саженцами для её усадьбы: видела мои телеиередачи из совхозов-питомников, значит, её желание выполнить мне не составит труда. Ладно, может, хоть полечит по-настоящему. У меня друзья в зеленхозе, и они едут со мной по питомникам. Набираем целый грузовик разной разности по списку, вплоть до елей серебристых. После общения с друзьями и чудесной природой там, где я раньше и не бывала, мне стало на следующий день полегче, я выкарабкалась за роковую черту. И в этот же день лечащий врач выписывает меня из больницы, совсем ещё не оправивщуюся, не сказав «спасибо», не возместив мои расходы на саженцы и машину. Тоже перекаты, то есть мелководья в русле реки.
Так события моей жизни перекликаются с перипетиями героев книги «Перекаты». Но воспоминания приходят потом, не помешав правильно оценить прекрасную книгу, привлекательную оригинальностью сюжетов и коллизий, простотой и выразительностью языка, остроумием и ироничностью. А у автора всё такой же беззащитный взгляд, тихость, непритязательность, незаметность среди других. Может, это органичное свойство таланта?
Нина Ермолаева, заслуженный журналист Удмуртской Республики
Комментариев нет:
Отправить комментарий